.. в течение всей Гражданской войны Петроград ни разу не был взят в кольцо какими-либо войсками. И все же блокада действительно была. Ее установили новые хозяева города — большевики.
Внешнее кольцо этой блокады составляли заградотряды, которые арестовывали всех крестьян, пытающихся привезти в Питер картофель, овощи, муку, хлеб, молоко для продажи или натурального обмена. Коммунисты объявили мешочников и спекулянтов вне закона, и облавы на них велись повсюду.
Не менее страшно было и внутреннее кольцо, в котором оказался почти каждый петроградец: постоянные обыски, реквизиции любых мало-мальски ценных вещей (вплоть до мебельной обивки), незаконные аресты и, конечно же, голод.
Уже в конце мая 1918 года Петросовет принял постановление о классовом пайке. Отныне все жители города разделялись на четыре категории. Рабочим полагалось по 1/2 фунта хлеба в сутки, служащим - 1/4 фунта; "лицам не рабочим и не служащим, живущим своим трудом", - 1/8 фунта, и, наконец, "нетрудовым элементам" - 1/16 (напомню: фунт - 409 граммов). В дальнейшем размер пайков, конечно, менялся. Иногда уменьшаясь: к примеру, в мае 1919 года норма рабочим была урезана до осьмушки, что вызвало массовые забастовки. Иногда увеличиваясь, но повышения эти всякий раз оказывались крайне незначительными.
Еще одно воспоминание, принадлежащее перу первого в России профессора социологии Питирима Сорокина: "<Люди> умирают от тифа, гриппа, воспаления легких, холеры, истощения и от всех десяти казней египетских. Друга, которого сегодня видел живым, завтра найдешь мертвым. Собрания профессорско-преподавательского состава <Петроградского университета> теперь немногим отличаются от поминок по нашим коллегам". И это не было преувеличением. За годы большевистской блокады только в научном мире Петрограда преждевременно ушли из жизни историки академики М. Дьяконов и А. Лаппо-Данилевский, филолог академик А. Шахматов, экономист М. Туган-Барановский, лингвист и этнограф академик В. Радлов, профессор геологии А. Иностранцев, главный хранитель Эрмитажа Э. Ленц, известный пушкиновед П. Морозов...
Вымирание северной столицы было организовано новой властью, чтобы избавиться от "нежелательных элементов" и сломить оставшихся, ведь хронически голодный человек становится настолько апатичным и равнодушным, что готов покориться своей судьбе и за хлебную корку продаст душу хоть дьяволу.
Струмилин произвел и научные подсчеты: "При средней норме для работника физического труда в 3600 калорий в день, а при минимальной - 2700 калорий продукты, получаемые по продовольственным карточкам, давали накануне революции 1600 калорий, а к началу лета 1918 г. - до 740, то есть 26-27% от минимальной нормы". А вот свидетельство географа, статистика и музееведа В. Семенова-Тян-Шанского: в 1919-1921 годах "на улицах и во дворах Петрограда совершенно исчезли столь изобильные прежде голуби, которые были все поголовно съедены населением. Раз появились в изобилии грачи, свившие свои гнезда на деревьях сада Академии художеств и других, но вскоре исчезли, вероятно, тоже в целях питания населения..."
Днем редкие прохожие напоминали призраков: опухшие от голода, немытые, одетые в рванье - все ценное конфисковано, а не то припрятано во избежание конфискаций, нападений грабителей или чекистов, которые выявляли ненавистных им буржуев прежде всего по внешнему виду. "Шла дама по Таврическому саду. На одной ноге туфля, на другой - лапоть", - записала в июне 1919 года Зинаида Гиппиус в свой дневник.
Голод был надежным союзником большевиков. Но одного союзника было мало, поэтому именно в Петрограде они развернули самый жестокий тотальный террор, какого в ту пору не было нигде в России. 26 июня 1918 года Ленин писал своему петроградскому наместнику: "Тов. Зиновьев! ...Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает. Привет! Ленин".
Руководство города и местная ЧК с готовностью откликнулись на призыв вождя. При широком использовании системы заложничества, мифических заговоров, судов, вершивших делопроизводство на скорую руку, исходя исключительно из интересов "революционной законности", - в 1918-1921 годах в Петрограде были расстреляны десятки тысяч горожан, в том числе старики, женщины и подростки. Искоренялись как реальные, так и мало-мальски вероятные противники "светлого коммунистического будущего": буржуазия, интеллигенция, аристократия, духовенство, офицеры, средние и крупные предприниматели, а заодно высококвалифицированные рабочие, ведь они до революции получали у хозяина такую зарплату, которая позволяла им содержать жену, несколько детей, прислугу и снимать отдельную квартиру в три-четыре комнаты.
Массовые убийства гражданского населения, которые большевики развязали в Петрограде в первые годы после Октябрьской революции, были продиктованы вовсе не только судорожными попытками удержаться у власти, как это по сей день утверждают некоторые авторы. Ленин хотел превратить Петроград в испытательную площадку для будущего, коммунистического жизнеустройства. Однако построить новое общество с наскока, в революционном угаре не удалось. Ленин, умевший не только наступать, но и отступать, понял это и вынужден был отказаться от политики "военного коммунизма"; во всяком случае, на время.
В итоге первая, петроградская, блокада длилась три года и девять месяцев, если считать ее началом октябрь 1917-го, а завершением август 1921-го, когда Совнарком РСФСР принял "Наказ о проведении в жизнь начал новой экономической политики" (нэпа). За этот срок население города сократилось с 2,4 миллиона человек до 722 тысяч. И закончилась эта блокада победой смерти: в марте двадцать первого года тысячи жизней унесла трагедия Кронштадтского мятежа, а в августе погиб Александр Блок и были расстреляны осужденные по так называемому Таганцевскому делу, в том числе Николай Гумилев.
Затем в течение двух десятилетий после окончания Гражданской войны и вплоть до начала Великой Отечественной большевики делали все, чтобы послереволюционные годы полностью изгладились из памяти ленинградцев. В итоге уже к началу 1940-х лишь очень немногие из оставшихся коренных жителей города могли помнить ту петроградскую блокаду. А потом новая, еще более чудовищная блокада окончательно заслонила собой в городском сознании послереволюционную катастрофу.
Сергей АЧИЛЬДИЕВ
или
Journal information